Интервью: Воспоминания о блокаде
Для тех, кто живет в Санкт-Петербурге, блокада ‒ очень важная часть наследия города. Хотя больно помнить этот самый трагичный период истории, людям, которые выжили в блокаду, необходимо говорить об этом времени, чтобы показать не только победу над голодом и страданием, но и поминать тех, кто погиб.
Мне повезло жить с семьей, в которой есть блокадница. Ее зовут Генриетта Викторовна. Я решила задать несколько вопросов Генриетте Викторовне о том времени, чтобы передать американцам хотя бы маленькое представление об этом историческом периоде. Но сначала я хочу дать немного информации о блокаде.
После того, как нацисты напали на Советский Союз 22 июня 1941 года, они быстро подошли к Ленинграду. 8 сентября 1941 г. нацисты окружили город, и началась блокада. Блокада длилась по 27 января 1944 г. ‒ 872 дня. Население города ‒ почти 3 миллиона человек ‒ отказалось сдаться нацистам, но запасы еды и топлива были ограничены, их хватило бы только на 1‒2 месяца. В результате зимой 1941‒1942 гг. в городе отсутствовали отопление, вода и электричество. В январе 1942 г. зима была необычно холодной. Продовольствие резко сократилось: каждый человек ежедневно получал только 125 граммов хлеба. За годы блокады погибло, по разным данным, от 300 тысяч до 1,5 миллиона человек. Только 3% из них погибли от бомбёжек и артобстрелов, остальные 97% умерли от голода.
Много людей было эвакуировано через Ладожское озеро ‒ по пути, который назывался «Дорога жизни». Летом пароходы ходили через озеро, а зимой ‒ грузовики, поскольку озеро замерзало.
Генриетта Викторовна была одной из тех, кто был эвакуирован, и хотя она была маленькой девочкой, у нее сохранились яркие воспоминания о жизни до и после эвакуации. Она согласилась рассказать мне об этом.
‒ Расскажите немного о себе. Где Вы жили? Сколько Вам было лет, когда началась блокада?
‒ Мы жили в районе Автово, который в то время считался загородным. У меня была мать и сестра, старшая меня на 5 лет. Она, конечно, помнит больше и боялась больше, потому что она поняла, что происходит. Мне было четыре года. Мы отметили мой день рождения за одиннадцать дней до начала блокады. Тоже помню, что тогда ‒ в начале блокады, то есть ‒ бомбежки не сразу начались.
‒ Какие у Вас самые яркие воспоминания о том времени?
‒ Самое яркое воспоминание ‒ это когда началась бомбежка. Люди стали ходить в бомбоубежище, и однажды нам надо было идти туда, но сестра убежала куда-то, и маме пришлось искать ее. Поэтому мама оставила меня в бомбоубежище, но поскольку я была такой маленькой, я сильно скучала по ней и сразу спряталась под столом, который стоял в центре бомбоубежища. Я плакала и кричала и только видела ноги. Когда мама вернулась с сестрой, ей не надо было долго искать меня, так как все указали, где я, и все равно я громко плакала.
‒ Опишите эвакуацию из города.
‒ Мы были эвакуированы после первого года блокады в конце марта. Тогда единственная открытая дорога была через Ладожское озеро, потому что озеро еще было покрыто льдом. Помню, как мы сидели в открытой машине ‒ такой большой грузовик, ‒ и все машины ехали одна за другую. Но грузовик перед нами провалился под лед, и все люди погибли. Часто такое бывало, и было почти невозможно спасти пострадавших. Сейчас озеро считается кладбищем, поскольку многие там были похороны.
После того, как мы добрались до другой стороны, выдавали нам хлеб ‒ настоящий, сытный, не блокадный хлеб. Но из-за того, что мы так голодали, нельзя было сразу его есть ‒ люди так погибли. Поэтому мама давала нам маленькие кусочки, а сама ничего не ела, пока мы не наелись. Потом мы ехали в Сибирь и жили у чужой женщины. Маму сразу отправили в больницу, потому что она заболела тифом. Три месяца мы не видели ее. Из-за болезни до конца жизни у мамы была головная боль.
‒ Какие у Вас вспоминания, когда Вы вернулись?
‒ Мы не сразу вернулись после снятия блокады. Проблема в том, что моя мама ‒ немка, и мы были репрессированы. Евреи, поляки и другие люди испытывали репрессии. И хотели посадить маму в концлагерь, но кому-то стало жалко ее, и, в конце концов, мама вернулась к нам, но мы жили в Сибири долго. Наконец, я получила паспорт и вернулась в Ленинград в 1958 г. ‒ мне было 19 лет, а сестра раньше убежала в Москву в 1946 г. и там нашла работу. Маме еще не разрешили вернуться, так что приняли меня тетя и дядя. А папы вообще не было. Хотя он был жив, он работал врачом, ‒ он боялся нас, потому что он был русский и не хотел попасть в лагерь. Он забыл про нас, но потом, до того как он умер, он признался, что ошибся. Но он никогда не помогал нам.
‒ Город для Вас ‒ это Ленинград или Санкт-Петербург?
‒ Для меня он всегда был и остается Ленинградом, хотя я не против названия Санкт-Петербург. Просто когда блокадники собираются вместе, мы все говорим Ленинград.
‒ Что Вы хотите, чтобы будущие поколения знали о блокаде?
‒ Мы блокадники постоянно думаем об этом, потому что дети сегодня не знают свою историю ‒ им все равно. Даже иногда говорят, что не надо об этом рассказать детям, потому что слишком грустно. И трудно, потому что блокадников становится меньше, особенно тех, кто был старше меня. Их почти нет. Единственный способ сейчас передавать информацию новым поколениям ‒ это книги. И, слава Богу, много книг уже написали о блокаде и продолжают писать.
Фотография автора. Санкт-Петербург, 2013.
Мне повезло жить с семьей, в которой есть блокадница. Ее зовут Генриетта Викторовна. Я решила задать несколько вопросов Генриетте Викторовне о том времени, чтобы передать американцам хотя бы маленькое представление об этом историческом периоде. Но сначала я хочу дать немного информации о блокаде.
После того, как нацисты напали на Советский Союз 22 июня 1941 года, они быстро подошли к Ленинграду. 8 сентября 1941 г. нацисты окружили город, и началась блокада. Блокада длилась по 27 января 1944 г. ‒ 872 дня. Население города ‒ почти 3 миллиона человек ‒ отказалось сдаться нацистам, но запасы еды и топлива были ограничены, их хватило бы только на 1‒2 месяца. В результате зимой 1941‒1942 гг. в городе отсутствовали отопление, вода и электричество. В январе 1942 г. зима была необычно холодной. Продовольствие резко сократилось: каждый человек ежедневно получал только 125 граммов хлеба. За годы блокады погибло, по разным данным, от 300 тысяч до 1,5 миллиона человек. Только 3% из них погибли от бомбёжек и артобстрелов, остальные 97% умерли от голода.
Много людей было эвакуировано через Ладожское озеро ‒ по пути, который назывался «Дорога жизни». Летом пароходы ходили через озеро, а зимой ‒ грузовики, поскольку озеро замерзало.
Генриетта Викторовна была одной из тех, кто был эвакуирован, и хотя она была маленькой девочкой, у нее сохранились яркие воспоминания о жизни до и после эвакуации. Она согласилась рассказать мне об этом.
‒ Расскажите немного о себе. Где Вы жили? Сколько Вам было лет, когда началась блокада?
‒ Мы жили в районе Автово, который в то время считался загородным. У меня была мать и сестра, старшая меня на 5 лет. Она, конечно, помнит больше и боялась больше, потому что она поняла, что происходит. Мне было четыре года. Мы отметили мой день рождения за одиннадцать дней до начала блокады. Тоже помню, что тогда ‒ в начале блокады, то есть ‒ бомбежки не сразу начались.
‒ Какие у Вас самые яркие воспоминания о том времени?
‒ Самое яркое воспоминание ‒ это когда началась бомбежка. Люди стали ходить в бомбоубежище, и однажды нам надо было идти туда, но сестра убежала куда-то, и маме пришлось искать ее. Поэтому мама оставила меня в бомбоубежище, но поскольку я была такой маленькой, я сильно скучала по ней и сразу спряталась под столом, который стоял в центре бомбоубежища. Я плакала и кричала и только видела ноги. Когда мама вернулась с сестрой, ей не надо было долго искать меня, так как все указали, где я, и все равно я громко плакала.
‒ Опишите эвакуацию из города.
‒ Мы были эвакуированы после первого года блокады в конце марта. Тогда единственная открытая дорога была через Ладожское озеро, потому что озеро еще было покрыто льдом. Помню, как мы сидели в открытой машине ‒ такой большой грузовик, ‒ и все машины ехали одна за другую. Но грузовик перед нами провалился под лед, и все люди погибли. Часто такое бывало, и было почти невозможно спасти пострадавших. Сейчас озеро считается кладбищем, поскольку многие там были похороны.
После того, как мы добрались до другой стороны, выдавали нам хлеб ‒ настоящий, сытный, не блокадный хлеб. Но из-за того, что мы так голодали, нельзя было сразу его есть ‒ люди так погибли. Поэтому мама давала нам маленькие кусочки, а сама ничего не ела, пока мы не наелись. Потом мы ехали в Сибирь и жили у чужой женщины. Маму сразу отправили в больницу, потому что она заболела тифом. Три месяца мы не видели ее. Из-за болезни до конца жизни у мамы была головная боль.
‒ Какие у Вас вспоминания, когда Вы вернулись?
‒ Мы не сразу вернулись после снятия блокады. Проблема в том, что моя мама ‒ немка, и мы были репрессированы. Евреи, поляки и другие люди испытывали репрессии. И хотели посадить маму в концлагерь, но кому-то стало жалко ее, и, в конце концов, мама вернулась к нам, но мы жили в Сибири долго. Наконец, я получила паспорт и вернулась в Ленинград в 1958 г. ‒ мне было 19 лет, а сестра раньше убежала в Москву в 1946 г. и там нашла работу. Маме еще не разрешили вернуться, так что приняли меня тетя и дядя. А папы вообще не было. Хотя он был жив, он работал врачом, ‒ он боялся нас, потому что он был русский и не хотел попасть в лагерь. Он забыл про нас, но потом, до того как он умер, он признался, что ошибся. Но он никогда не помогал нам.
‒ Город для Вас ‒ это Ленинград или Санкт-Петербург?
‒ Для меня он всегда был и остается Ленинградом, хотя я не против названия Санкт-Петербург. Просто когда блокадники собираются вместе, мы все говорим Ленинград.
‒ Что Вы хотите, чтобы будущие поколения знали о блокаде?
‒ Мы блокадники постоянно думаем об этом, потому что дети сегодня не знают свою историю ‒ им все равно. Даже иногда говорят, что не надо об этом рассказать детям, потому что слишком грустно. И трудно, потому что блокадников становится меньше, особенно тех, кто был старше меня. Их почти нет. Единственный способ сейчас передавать информацию новым поколениям ‒ это книги. И, слава Богу, много книг уже написали о блокаде и продолжают писать.
Фотография автора. Санкт-Петербург, 2013.